К 15-летия прославления.
Предлагаем читателям познакомиться с малоизвестным периодом жизни видного иерарха Русской Православной Церкви — митрополита Серафима (Чичагова: 1856–1937) с той целью, чтобы, тщательно изучая прошлое, мы проникнулись ответственностью за наше настоящее и будущее. Тогда тоже все начиналось со взаимных обвинений, обид и возмущений…
Имя святителя Серафима, в 1997 году прославленного в Соборе новомучеников и исповедников Российских, известно каждому православному человеку в России, да и за ее рубежами. Этот достойнейший архипастырь Святой Церкви мученической кончиной засвидетельствовавал свою верность Христу. Он был разносторонне одаренным человеком: гвардейский офицер-артиллерист, военный историк и духовный писатель, иконописец и музыкант; врач, создавший собственную систему лечения. В течение тридцати лет он был духовным чадом святого праведного Иоанна Кронштадтского. Выполняя завещание преподобного Серафима Саровского, митрополит Серафим составил летопись Серафимо-Дивеевского монастыря, внес огромный вклад в прославление преподобного.
За сорок лет священнослужения Владыка Серафим трудился во многих местах России: в Москве, Троице-Сергиевой Лавре, Суздале, Новом Иерусалиме, Сухуми, Орле, Кишиневе, Твери, Ленинграде. Особым драматизмом были наполнены последние два года служения Владыки Серафима на Тверской кафедре — 1917 и 1918‑й, когда начались жестокие гонения на Русскую Православную Церковь.
Внучка священномученика Серафима игумения Московского Новодевичьего монастыря Серафима (Черная-Чичагова, 1999) приложила много усилий для подготовки прославления новомученика. По благословению матушки Серафимы автор этой статьи, Ольга Ивановна Павлова, занималась поиском и исследованием документов в Синодальном архиве в Петербурге. Эти документы проливают свет на события, происшедшие в Твери в первые послереволюционные годы.
1903 год

ТВЕРСКАЯ ДРАМА
1917–1918 ГОДОВ
В Синодальном архиве в Петербурге хранится дело № 154 «По поводу постановления Тверского епархиального съезда об удалении архиепископа Серафима». В нем содержатся письма архиепископа, определения Святейшего Правительствующего Синода, постановления Тверского губернского совета крестьянских депутатов, протоколы общих собраний духовенства и мирян, благочиннических съездов с протестами против насилия над главой местной церкви, с требованиями об оставлении архиепископа Серафима на Тверской кафедре и осуждением поведения членов Епархиального совета (л. д. 105–111,113–116,118–121, 135–146). Документы говорят о тяжких испытаниях, которые пришлось пережить святителю Серафиму в период революционных потрясений 1917 года. Начавшаяся в 1914 году Первая мировая война усугубилась внутренней смутой, которая привела к крушению основ православно-монархической государственности в России. Владыка Серафим уже в 1915 году сформулировал свое отношение к происходящим событиям: «Какая-то Дума, какие-то съезды и совещания вместе с крамольной, изменнической печатью домогаются переустройства нашего государства.. Знайте, что этого никогда не будет. Мы, пастыри Церкви, выйдем на борьбу с этой изменой старому строю, и в этой борьбе не убоимся даже мученичества». Его слова оказались пророческими.
Епископ Алексий (Симанский), будущий Патриарх Алексий I, писал об этом времени своему духовнику митрополиту Ташкентскому Арсению (Стадницкому 1936): «По всему видно, что Святая Церковь наша вступает в полосу тягчайших бедствий и злостраданий и что нам, архипастырям и пастырям, предстоит много скорбей, и лишений, и страданий, быть может. Тому кто верует, что, по слову Божию, Церковь Христова неодолима и что нынешняя земная жизнь каждого человека есть лишь скорбная и неизбежная малая частица вечного бытия, можно этим утешаться, и надо только просить у Господа до конца остаться Ему верным и не изнемочь под тяжестью креста».
Изгнание иерархов, являвшихся приверженцами монархической государственности, началось по инициативе Временного правительства, в частности обер-прокурора Святейшего Синода В. Н. Львова и приобрело наибольший размах после захвата власти большевиками осенью 1917 года. В. Н. Львов в марте 1917 года получил от Временного правительства поручение выработать проект церковных преобразований. Реформирование или, лучше сказать, ликвидация прежнего Синода, учиненная новым обер-прокурором способствовали тому, что на Епархиальных съездах часть духовенства и миряне на основе личных антипатий требовали отстранения наиболее влиятельных иерархов и назначения новых.
В апреле 1917 года по инициативе обер-прокурора В. Н. Львова и с благословения Святейшего Синода в епархиях Русской Православной Церкви стали происходить Епархиальные съезды с участием выборных представителей, призванные рассматривать насущные вопросы епархиальной жизни и подготавливать созыв Поместного Собора. Главной их задачей было переизбрание епископов и всего епархиального духовенства, упразднение Консистории с заменой ее Епархиальным советом.
Враги Православной Церкви применяли всевозможные средства, направленные на удаление «нелояльных» иерархов с епископских кафедр, одобряли произвол при проведении Епархиальных съездов, опираясь при этом на нижние слои общества; привлекали на свою сторону (путем запугивания) викарных епископов, радикально настроенное духовенство, псаломщиков; игнорировали мнения приходских и благочиннических собраний, мнение монастырей, выраженное в письмах, телеграммах, протоколах собраний; захватывали епархиальные дома, имущество, припасы. Все эти приемы использовались и в отношении Владыки Серафима. В донесении Святейшему Правительствующему Синоду 27 апреля 1917 года Владыка Серафим описывал ситуацию следующим образом: «В день моего возвращения в Тверь из Петрограда после переворота я созвал пастырское собрание для обсуждения создавшегося положения, а на следующий вечер собрал заседание всего духовенства с церковными старостами, на котором и было определено созвать экстренный Епархиальный съезд 20‑е апреля… затем, дабы пойти навстречу современным, очень резким требованиям, я сделал распоряжение о производстве новых выборов: благочинных, помощников их, членов благочиннических советов и духовных следователей.
Однако мое стремление внести некоторое успокоение в среду духовенства и приходы оказалось безрезультатным… Многие благочиния решили совсем не избирать благочинных и их помощников, а заменить их исполнительными комитетами из духовенства и мирян. В одном благочинии в подобный комитет избрали восемнадцать человек при девяти мирянах. Миряне явились виновниками всяких беззаконий. Не дожидаясь моего возражения или утверждения, благочинным было приказано сдать дела комитетам. Таким образом, разрушилась всякая связь между приходами, мною и Консисторией…
Чтобы несколько разъяснить духовенству и всему съезду пределы их разрушительной работы, я пригласил на съезд 20 апреля профессора Московского университета И. М. Громогласова. К великому моему огорчению, миряне не пожелали подчиниться преподанной Тверским съездом норме при выборе депутатов на съезд. Вместо двух мирян прибыло по три-семь от благочиния, и, таким образом, голоса мирян превысили голоса духовенства. Разработанную комиссиями программу съезда с докладами они шумно и резко отвергли, заставив принять свою программу…
Отслужив перед открытием молебен, я увидел, что церковных ревнителей нет ни одного из известных мне в епархии. Все были новые, неведомые лица или давно прославившиеся дурными поступками люди. Сильно пахло спиртом. Несомненно, в число депутатов проникли сектанты и большевики. При избрании председателя большинство голосов получил военный ветеринарный врач Тихвинский, временно служащий в Ржеве. Оказалось, что это известный вятской епархии священник, член 2‑й Государственной Думы, с которого был снят сан по суду.
Только тогда я мог понять, почему диаконы, псаломщики и миряне — депутаты от Ржевского уезда — оказались резко и бурно настроенными, восстановленными без основания против епархиального начальства и не подчинились определениям Тверского собрания паствы и мирян, выработавших программу съезда… Этот съезд, приняв на себя функции Учредительного собрания,
поместил в числе главных вопросов программы и вопрос о переизбрании епископов и всего духовенства Никакие старания И. М. Громогласова доказать съезду, что это незаконно, невозможно и недопустимо, не помогли. Страсти разыгрались до последнего предела, и И. М. Громогласов, прошедший чрез первый московский Епархиальный съезд, постановления которого не были признаны действительными, признал Тверской съезд сборищем врагов Церкви, а потому отказался им прочесть лекцию о канонических нормах и уехал, потрясенный всем виденным.
Как ни старались агитаторы вызвать обвинения против меня, но выступавшими ораторами из клира, известными всей епархии за неблагополучных батюшек и диаконов, ничего не было сказано, кроме пустяков и лжи. Тогда было составлено постановление о предложении мне покинуть Тверскую кафедру, так как съезд не доверяет моей церковно-общественной деятельности. Разве это не комично? Я начальствовал над тремя большими монастырями, стоял во главе подготовки Нижегородской и Тамбовской губерний к событию прославления преподобного Серафима Саровского и затем управлял четырьмя епархиями, в которых мною было сделано весьма много, что достаточно известно в России, и писать, постановлять кучке смутьянов о недоверии моей церковно-общественной деятельности, прямо дерзко и смешно. Многие священники и миряне подписали протест…
Ввиду всего происшедшего я не могу признать этот чрезвычайный Епархиальный съезд состоявшимся, законным и резолюции его подлежащими рассмотрению. Епархиальный съезд был созван мною, программа составлена пастырским собранием с мирянами и утверждена мною, но в съездах по благочиниям выборы произведены неправильно, с насилием, и потому в депутаты проникли люди злонамеренные, для борьбы против Церкви и духовенства и в недозволенном числе… Этот съезд внес полную анархию в управление епархией, уничтожив благочинных и всякую возможность снестись теперь архипастырю с Консисторией, с приходами и причтами.
Подобные действия известной социалистической партии, борющейся против Церкви, повторились уже в нескольких епархиях и будут постепенно нарушать мир и порядок по всей России. Из этого достаточно ясно, к чему мы приближаемся, к какой разрухе, к какому потрясению основ Православия. И эти люди имеют дерзость ссылаться на необходимость подобных действий для предотвращения раскола и успокоения народа. Они быстро создадут и раскол, и бегство православных в католичество и протестантство» (л. д. 19,19 об., 20, 20 об.).
В письме обер-прокурору
В. Н. Львову от 23 апреля
